«В СНГ не был заложен эффективный механизм исполнения»

Интервью участника Международного симпозиума «20 лет: политическая и экономическая эволюция в посткоммунистической Европе» Марека Домбровского, председателя правления CASE — Центра социально-экономических исследований (Варшава), члена Ученого совета Института экономической политики имени Е.Т. Гайдара (Москва).

Видеозапись полной версии интервью

— Как повлияли внешние институты на трансформационные процессы в странах Центральной и Восточной Европы после распада СССР?

— Успех в первую очередь зависел от наличия политического консенсуса в отдельных странах. Там, где удалось его построить и удержать достаточно долго, там реформы состоялись и результаты их были неплохие. Там, где были проблемы с выстраиванием этого политического консенсуса, или он оказался неустойчивым, рухнул потом, там трансформация продолжалась медленнее, и результаты ее менее впечатляющи.

Влияние внешнего окружения, внешних институтов, оказалось достаточно мощным. Мы можем обсуждать роль разного типа институтов, в первую очередь, ЕС, во-вторых, роль других организаций, связанных с евро-атлантической интеграцией, я имею в виду, например, НАТО. И кроме того, мы можем обсуждать роль Международного валютного фонда, Всемирного банка, ВТО. И оказывается, что ЕС и возможности, которые он предоставил определенной группе стран, оказались ключевыми, роль других организаций оказалась менее значимой. Например, Международный валютный фонд работал практически со всеми странами, и я не могу сказать, что это вообще не имело никакого значения. Поддержка МВФ имела значение, особенно в начальном периоде трансформации, но это влияние было ограниченным.

Понятно, что среди политиков многих стран МВФ не всегда пользовался популярностью, считался внешним полицейским, который заставляет делать что-то, что им не нравилось. В отличие от МВФ роль европейских институтов была более привлекательной. Конечно, там тоже фактор условий был даже более мощным, чем в случае с МВФ, но и премия за это намного более интересна, чем в случае МВФ.

— Для тех государств, которые уже члены ЕС, вступление новых стран, в том числе Турции, не является ли чем-то нежелательным?

— Конечно, есть конфликты. Пока новые члены ЕС из Восточной и Центральной Европы поддерживают это расширение — и для стран бывшей Югославии, и Турцию поддерживают, и возможных новых членов типа Украины, Молдовы. Я думаю, поддержали бы и Россию. Но некоторые старые члены, которые боятся за распределение социальных привилегий, богатств, боятся миграции, это теперь проблема номер один, там, конечно, отношение немножко другое.

Возможности, связанные с интеграцией, были представлены только части бывших соцстран, я имею в виду страны Центральной Европы. Странам бывшего СССР (за исключением стран Балтии) такая возможность никогда не была представлена. Возникает вопрос: а если бы была предоставлена, какой был бы внутренний интерес? И здесь можно ожидать, что скорее всего, в некоторых странах Средней Азии не было бы большого интереса. И непонятно, какое было бы отношение к этому со стороны российского общества. В Молдове поддержка европейской интеграции очень высока, на уровне соседней Румынии, на Украине она менее явна, но большинство людей все-таки склонно к европейской интеграции. Так что, скорее всего, это могло бы заработать в отношении нескольких стран. Но пока такой перспективы нет.

— Как вы считаете, почему на территории стран СНГ особых интеграционных процессов не наблюдается, как в Европе, почему нет трансформации?

— Для интеграции нужен мощный экономический центр, такими центрами являются Западная Европа, США, страны Восточной Азии. Но Россия, даже при своем потенциале, не настолько привлекательный партнер. Конечно, определенный интерес к торговой интеграции есть, но он ограничен. Как показывает опыт интеграционных проектов, они оказываются успешными, когда потенциал партнеров более или менее сравним. Это одна из основ успеха европейской интеграции. Конечно, крупные страны, Германия, Франция, Италия, Великобритания, между собой составляют такой баланс, что странам, которые поменьше, не страшно присоединяться. Я думаю, что между Россией и другими странами есть большая диспропорция, опыт советского прошлого, нерешенные конфликты, несмотря на экономическую основу, и это усложняет интеграцию. Кроме этого, для любой интеграции нужен эффективный правовой механизм, и в принципе, если мы посмотрим на историю СНГ, здесь нет эффективного механизма исполнения. Я думаю, что когда все ключевые игроки наконец станут членами ВТО, особенно пять стран — Киргизстан, Армения, Молдова, Грузия и Украина, если присоединятся еще Россия и Казахстан, ситуация настолько изменится, что можно заключать договоры о свободной торговле.

— Как вы считаете, насколько таможенный союз России, Белоруссии, Казахстана потенциально поможет в интеграции?

— Первое — надо сделать, конечно, экономический и торговый анализ потенциальных выгод и издержек такого договора. Насколько я понимаю, очень много получается издержек, интеграция между ними принесет немного. Кроме того, появляется вопрос исполнения, стабильности. Понятно, что уже один Таможенный союз был в 1990-х, но теперь это экономически мертвая структура. СНГ с самого начала в значительной мере был политический проект, наследник СССР, как тогда говорилось — порождение бархатного развода. Кроме того, для таможенного союза и других форм интеграции нужны похожие уровни экономического развития, по крайней мере — экономические институты. Всем понятно, что Белоруссия осталась позади с экономическими реформами. Было время, когда там что-то продвигалось вперед, но последние события, я имею в виду последние несколько месяцев, показали, что произошел поворот назад, что опять белорусский рубль стал неконвертируемым, множественность курсов, черный рынок, попытки контролировать цены. Так что, боюсь, что скорее всего тут ничего не получится.

Анастасия Астахова, специально для Новостной службы портала ВШЭ