Николай Гумилев по-прежнему вдохновляет молодых

Пророк, первопроходец, русский офицер, рыцарь, дуэлянт, кумир и наставник молодых поэтов — такой портрет Николая Гумилева представил в своей лекции ординарный профессор НИУ ВШЭ, академик РАН Аполлон Давидсон, ученый, который 30 лет назад помог вернуть Гумилева из многолетнего официального забвения. С докладом о Николае Гумилеве он выступил в рамках проекта «Университет, открытый городу: лекционные четверги в музеях Москвы». Встреча прошла в Музее Серебряного века.

Николай Гумилев и сегодня — наставник молодых поэтов, интригующий и гипнотизирующий их и образом мыслей, и биографией, и поэтикой стихов. На лекции молодая аудитория цитировала произведения Гумилева, размышляла об эпизодах биографии поэта и мотивах его лирики. Жизнь Николая Гумилева действительно захватывающее повествование: сюжет для приключенческого романа, любовной лирики, героического эпоса и трагедии одновременно.

Мятежный дух: война, странствия, поэзия

Событий и чувств, которые поэт пережил за свою короткую жизнь (всего 35 лет), хватило бы на несколько жизней. Он был разным: и человеком действия, русским офицером, путешественником, «конквистадором в панцире железном», и одновременно тонким лириком, визионером, пророком.

Вот лишь несколько эпизодов этой насыщенной биографии, напомнил Аполлон Давидсон: дальние странствия — четыре экспедиции поэта в Африку, обеспечившие немало артефактов для санкт-петербургской Кунсткамеры (Гумилев, например, встречался с последним императором Эфиопии Хайле Селассие и фотографировал его); героика — выступая перед матросами Балтфлота в 1919 году, Гумилев процитировал собственные строки (о встрече с одним из африканских правителей), не просто крамольные для того времени, а чреватые смертным приговором: «Я бельгийский ему подарил пистолет и портрет своего государя».

Еще одно свидетельство безрассудной смелости поэта — подчеркнутая (и немного нарочитая) религиозность Гумилева после революции, означавшая, по мнению исследователя, скорее, протест, чем безоглядную веру.

Впрочем, если уж говорить о героике, она началась намного раньше: Гумилев стал одним из тех немногих поэтов, которые во время Первой мировой войны ушли на фронт. Он ходил в разведку, участвовал во многих сражениях, получил боевые награды, Георгиевский крест.

Во время событий 1917 года, напомнил Аполлон Давидсон, поэт был во Франции и Великобритании. Казалось бы, подходящая ситуация для эмиграции. Но не для Гумилева. Он вернулся — как человек чести, рыцарь. И самые тяжелые, голодные 1918 — 1921 годы стали для него временем творческого расцвета, «Болдинской осенью», отметил Аполлон Давидсон. Поэт писал, делал много переводов для созданного Максимом Горьким издательства «Всемирная литература» — просветительского, популяризаторского проекта.

Одиночество в любви

Влюбленностей в жизни Николая Гумилева было немало, любовь — наверное, одна, к Анне Ахматовой. В отношениях с женщинами ярко проявлялась его натура, романтическая, почти в духе XIX века. Вспомнить хотя бы дуэль с поэтом Максимилианом Волошиным из-за Елизаветы Дмитриевой, более известной под именем мифической поэтессы Черубины де Габриак (эта литературная мистификация, придуманная Волошиным и Дмитриевой, оскорбила Гумилева).

 

Не было ощущения, что она его любила. Но Ахматова говорила о нем с особым уважением, почтением и добрыми чувствами

Главный в жизни поэта любовный сюжет — супружество с Анной Ахматовой, в котором взаимопонимание странно сочеталось с отчуждением. Сближение в литературе (оба были акмеистами) контрастировало с постоянными разлуками и размолвками в жизни. В моменты, когда Гумилев увлеченно рассказывал о своих африканских путешествиях, напомнил Аполлон Давидсон, Анна Ахматова выходила из комнаты.

Аполлон Давидсон беседовал с Ахматовой о Гумилеве. «Не было ощущения, что она его любила, — вспоминает ученый. — Но Ахматова говорила о нем с особым уважением, почтением и добрыми чувствами». Именно Анна Андреевна помогла исследователю восстановить канву жизни Николая Гумилева.

Запрещенный, но не забытый

Для ученого такое восполнение пробелов было непростым. После расстрела в 1921 году по обвинению в несуществующем заговоре («Таганцевское дело») Николай Гумилев надолго был официально вычеркнут из российской истории. Лишь через 65 лет после трагедии, в 1986 году, доброе имя Гумилева было восстановлено. В период забвения невозможно было изучать стихи Гумилева, была утрачена часть его наследия. Однако магнетизм его поэзии сделал невозможным ее исчезновение из литературного сознания. Он оставался легендой: его стихи шепотом передавались из уст в уста, жили в памяти соотечественников и эмигрантов. Аполлон Давидсон вспомнил, как в эпоху репрессий, в середине 1930-х годов, в Ленинграде, будучи ребенком, впервые услышал имя Гумилева в разговоре матери с соседкой. Речь шла о доме № 5 по ул. Радищева (Преображенской), где жил поэт (сейчас там висит мемориальная доска).

Несмотря на все усилия власти и «лютые запреты», Гумилев не был забыт. Его «воскрешение» подспудно готовилось и наконец состоялось. Кстати, это предвидел сам поэт, несомненно, наделенный пророческим даром: «Еще не раз вы вспомните меня. И весь мой мир, волнующий и странный...».

Реабилитация Гумилева началась весной 1986 года. Тогда в московском Доме ученых, в переполненном зале, прошла лекция, посвященная поэту. Ее читал Аполлон Давидсон.

В поисках читателей

Впрочем, восстановление доброго имени и наследия Гумилева шло непросто. В том же 1986 году Давидсону грозили «политическим делом» за добытое в Америке издание поэзии Гумилева. В том, что исследователь привез из США материалы, найденные в России американскими учеными, усмотрели «антисоветчину». «Какая антисоветчина? — возразил ученый. — Документы взяты из наших архивов». Однако люди в погонах упорствовали: «Да, но в книге есть маленькое предисловие американских издателей». Начавшееся разбирательство означало, что исследователя, естественно, не пустят и на важную научную конференцию, которая должна была состояться в США. Вопрос решился благодаря вмешательству Евгения Примакова. Давидсону разрешили командировку. А вскоре и дело его «ушло в песок».

В 1988 году в СССР вышел представительный сборник стихов Гумилева. Так началась новый период исследований его произведений. Сам Аполлон Давидсон написал три книги о Гумилеве — «Муза странствий Николая Гумилева» (М., Наука,1992), «Николай Гумилев. Поэт, путешественник, воин» (Смоленск, 2001), «Мир Николая Гумилева — поэта, путешественника, воина» (М., Русское слово, 2008). На лекции в Музее Серебряного века он также продемонстрировал уникальный сборник стихов поэта, который издали сборник русские эмигранты, жившие в Европе и не захотевшие возвращаться на родину.

Окружение Гумилева

Аполлон Давидсон рассказал и о единомышленниках, коллегах Гумилева, представителях блистательного Серебряного века. Ученому удалось пообщаться с ученицей Гумилева, поэтессой Ириной Одоевцевой, с писательницей, женой Владислава Ходасевича Ниной Берберовой, с Всеволодом Рождественским, представителем поколения младших акмеистов. «Берберова обычно неохотно сближалась с людьми, — вспоминает Давидсон. — Но когда в начале 1990-х она приехала в Москву и выступала в Доме ученых, она оказалась совсем другой, очень тепло говорила о людях». Одоевцева же всегда была очень доброжелательна. В воспоминаниях она больше рассказывала о других, «не выпячивала себя».

Сына поэта, ученого Льва Гумилева, Аполлон Давидсон характеризует как человека со сложным характером, но, несомненно, очень талантливого. Его теории спорны, хотя изложены они чрезвычайно ярко, сказал докладчик.

Значительная часть наследия Гумилева была утрачена, но специалисты не теряют надежды на восполнение этих пробелов. Одной из загадок остаются исчезнувшие дневники племянника Гумилева, Николая Сверчкова, который вместе с дядей путешествовал по Африке и делал записи. Это может быть уникальный рассказ о странствиях, не только географических, но и душевных.

Ольга Соболевская, специально для новостной службы портала ВШЭ

Фото Сергея Строкова