Социальные инициативы религиозных сообществ

2 марта в Высшей школе экономики прошел семинар «Социальное служение религиозного сообщества: состояние, проблемы и перспективы», организованный Центром исследований гражданского общества и некоммерческого сектора ВШЭ.

Открывая семинар, первый проректор, научный руководитель Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора ВШЭ Лев Якобсон отметил, что при изучении проблематики гражданского общества в качестве одного из ключевых факторов социального, экономического и политического развития страны работа религиозных сообществ в этом направлении, «в общем, находится на периферии внимания ученых. Но эта тема чрезвычайно важна и интересна». Выступивший затем с докладом руководитель отдела социологии Института общественного проектирования Михаил Тарусин рассказал о проекте, осуществленном по этой теме благодаря поддержке открытого конкурса президентских грантов 2010 года, содействию Фонда «Фома» и Института общественного проектирования.

Цель проекта состояла в изучении социальных инициатив традиционных российских религиозных сообществ (при ориентации исследования в основном на православные сообщества как наиболее развитые в стране и социально активные). Однако в проекте принимали участие и католические священники, и протестанты, и мусульмане. Одной из главных задач проекта было развитие социальных инициатив в местных религиозных сообществах. Было важно выяснить, каковы объемы этих социальных инициатив, какие трудности препятствуют подобной деятельности.

Считается, что в треугольнике «государство — бизнес — гражданское общество» (в лице его основных институтов), церковь к числу таких институтов не относится, хотя и осуществляет масштабную и целенаправленную социальную деятельность и сегодня активно включена в те социальные инициативы, которые развиваются в стране. «Светские СМИ об этой деятельности практически не пишут, а если и упоминают, то очень мало», — заметил докладчик.

Для реализации проекта были выбраны 13 субъектов Федерации, иначе говоря — епархий Русской православной церкви (РПЦ), и опрашивались служители из примерно 5 приходов в каждой. Также были опрошены работники мечетей и различных католических товариществ и протестантских общин, но в гораздо меньших объемах. Основная часть выборки — примерно 60 православных приходов.

Практически во всех приходах зафиксировано осуществление социальной работы в тех или иных масштабах и проявлениях. Это позволило предположить, какое количество православных храмов ведет социальную деятельность в стране. После подсчетов выяснилось, что в России сейчас имеется около 10-12 тысяч православных групп при храмах и священниках, которые ведут социальную работу по месту службы. Группы в приходах отличаются и по составу, и по времени возникновения (от двух до десяти лет), да и сама их деятельность чрезвычайно разнообразна. Классификация этой деятельности выглядит следующим образом.

Во-первых, воспитательная работа с детьми и молодежью. Имеются в виду не воскресные школы, которые, несомненно, тоже вносят свой вклад в эту работу, но деятельность по воспитанию патриотизма, нравственному и физическому воспитанию и воспитанию исторического сознания. Второе направление — это работа с больными детьми (болезнь Дауна, слепые, глухонемые дети и дети, страдающие тяжелыми заболеваниями, требующими постоянного ухода и присутствия специалистов-медиков, что делает эту работу более профессиональной, но и более затратной). Осуществляется работа с молодежью более взрослого возраста — в основном это касается привития традиций казачества. Очень много инициативных групп развивают именно эти традиции на местах, возвращая, таким образом, эту молодежь в поле исторического сознания.

Михаил Тарусин

Также ведется работа с сиротами и детскими домами. Осуществляется, кроме того, поддержка и укрепление семьи. Еще одно направление — работа с малолетними правонарушителями, как находящимися на свободе, так и детских колониях и тюрьмах. Работа по окормлению этих правонарушителей ведется и после их выхода на свободу из пенитенциарных учреждений.

Во многих местах налажена помощь инвалидам и немощным, которым необходима постоянная помощь и уход. Некоторые группы специализируются на помощи глухим и слабо слышащим людям, слепым. Устраиваются даже специальные церковные службы для этих категорий людей, для них выпускается специальная литература.

Проводится профилактика наркомании и алкоголизма. Это направление сильно развито во многих православных приходах, и очень многие социальные группы имеют подразделения, ориентированные на эту работу. Это также и адресная помощь людям, которые нуждаются в ней в данный конкретный момент.

Организовываются курсы для подготовки сестер милосердия, владеющих элементарными навыками оказания медицинской помощи на дому (измерить давление, сделать укол и проч.).

Таковы, по мнению исследователей, основные виды социальной помощи групп. Забегая вперед, отметим, что когда после выступления Тарусин отвечал на вопросы из зала, он уточнил: «Мы имели дело с тремя большими направлениями: первое — это молодежь, детство, семья, второе — это помощь при болезни, третье — творчество и традиции. Причем, оказывая помощь окружающим, члены групп отнюдь не пытаются, пользуясь моментом, «затащить» неверующих в храм, обратить в свою веру, это действительно лишь социальная поддержка во всех вариантах». Если говорить о широте охвата лиц, вовлеченных в такую деятельность, то тут, по словам М.Тарусина, «действует принцип снежного кома». То есть, прежде всего, вовлекаются люди ближнего окружения, так называемого «первого кольца», затем присоединяются их знакомые — «второе кольцо». Однако до «третьего кольца» дело не доходит так часто, как хотелось бы. Все зависит от того, насколько инициативна сама группа, насколько профессионально она действует».

Участников проекта интересовала и технология оказания социальной помощи. Существуют, по словам Тарусина, три основные типа такой деятельности. Прежде всего, работа, не требующая специального образования, чаще всего это простая адресная помощь в быту. «Как говорят по этому поводу наши респонденты, милосердие — это дело, требующее скорее душевных затрат, и этим может заниматься каждый, имеющий желание и свободное время», — отметил Михаил Тарусин. На таком уровне нужны лишь определенные организационные навыки, чтобы максимально распределить работу между членами группы сообразно их возможностям и усердию. Во-вторых, речь идет о планировании, будь то комплекс мероприятий, учебный курс, какая-то программа деятельности и ее различные направления. В-третьих, можно наблюдать работу организаций высокого специализированного уровня, где нужны специальные навыки в медицине и других профессиональных видах добровольной деятельности. Такие группы, как правило, уже «встроены» в работу профессиональных или муниципальных органов, или поддерживают с ними тесную связь. Понятно, что финансирование является одной из самых больших проблем в деятельности таких групп, поскольку профессиональную работу специалистов часто нужно оплачивать.

Организация обычно имеет руководителя (он же и ее создатель), это, как правило, прихожанин церкви, иногда священник, но в любом случае — человек, обладающий наибольшим авторитетом в группе. Встречаются группы с определенным юридическим статусом, где уже необходим бухгалтер, юрист и специалисты-профессионалы в ряде других областей. Обычно у группы есть актив, постоянные участники-прихожане, которые являются и наиболее активными участками по направлениям деятельности. У группы могут быть спонсоры, те, кто субсидируют ее работу, но, как правило, «находятся в стороне и ведут лишь контроль за распределением финансовых средств».

Постоянные члены группы, те, кто достаточно регулярно участвуют в ее делах, — это зачастую члены одной или нескольких семей, либо их родственники и друзья. Имеются и добровольцы, состав которых может довольно часто меняться. И, наконец, это могут быть разовые помощники. Стоит, пожалуй, добавить, что отвечая на вопросы аудитории после выступления, М. Тарусин рассказал подробнее о роли батюшки в деятельности таких групп. «Мы не сталкивались с ситуацией, когда поп подминал бы под себя социальную группу, — заметил докладчик. — В ряде случаев батюшка выступал в роли их неформального руководителя, но надо сказать, как правило, группой руководит все-таки мирянин, а батюшка ограничивается тем, что дает благословение на работу группы. Как правило, у батюшки и своих дел по храму предостаточно. Впрочем, хорошо уже и то, что группа работает под его духовным окормлением».

Надо понимать, отметил Тарусин, что такие группы взаимодействуют не только со светской, но и, прежде всего, с церковной бюрократией. Причем взаимоотношения групп с епархией не всегда бывают безоблачны. Такие взаимоотношения можно разделить на три типа. Во-первых, это взаимоотношения благожелательные, отмеченные помощью и поддержкой со стороны епархии, они встречаются довольно часто.  Во-вторых, бывают отношения нейтральные, когда епархия знает о группе, но фактически никак не помогает ее деятельности — ни материально, ни организационно. Третий тип — это определенное дистанцирование епархии от группы, когда кому-то в епархии по какой-то причине кажется, что группа занимается не тем, чем следовало бы, и когда епархия недовольна деятельностью группы. «Встречались примеры, когда, на наш взгляд, группа была просто замечательная, и тем не менее, епархия ее почему-то не поддерживала, — заметил в связи с этим докладчик. — Я думаю, что тут может быть типично бюрократическая зависть к группе, которая не просит постоянно какой-то помощи, а действует самостоятельно за счет собственных инициатив». Многое в этих отношениях зависит от владыки, от благочинного, и там, где люди простые, «во Христе», там в основном проблем нет.

Не всегда легко бывает выявить финансовую основу подобных социальных групп. Очень часто их финансовая составляющая возникает время от времени. К этому добавляются организационно-правовые проблемы, потому что многие из групп нигде не зарегистрированы и не имеют никакого юридического статуса.

У сегодняшней Церкви бюджет закрытый, на что и как она тратит деньги, «простым прихожанам» зачастую неизвестно. «Я подозреваю, что и социальные группы приходов тоже не очень-то осведомлены о том, как тратится бюджет епархии, тем более если они в формировании бюджета никак не участвуют», — сказал М.Тарусин.

Интересно, что для членов таких групп очень важно общественное признание. Но поскольку эти группы весьма часто не имеют правового статуса, о них никто не знает, а если кто-то и знает, то «это не выходит за рамки какого-то ближнего круга». По мнению Михаила Тарусина, причиной всему — отсутствие отношений с местной властью. Там, где отношения групп с властью имеются, речь идет о контактах «на уровне отчетности», то есть чиновники знают о наличии группы, никак не помогают ее работе, но могут иногда запросить у группы какую-либо отчетность. Впрочем, случается, что власть реально помогает деятельности группы, когда существуют хорошие и продвинутые взаимоотношения, однако подобное встречается, к сожалению, нечасто.

Что касается отношений групп с бизнесом, то надо сказать, что «бизнес гораздо более социально ответственен, чем про него принято думать», считает Тарусин. Однако следует учитывать, что бизнес часто зависим от власти, и во многих регионах бизнес «просто даже физически не может давать деньги тому, кому хочет, а вынужден согласовывать свои пожертвования с местной властью, чтобы не попасть каким-то образом впросак». И такие группы, действующие при приходах, «абсолютно никак не включены в процесс распределения благотворительности». Отношения групп с бизнесом можно распределить по следующим основным направлениям. Первое — это когда средства на социальные программы собираются в кругу самих добровольцев и их ближайшего окружения. На сегодня это наиболее распространенный вид финансирования. Второе — когда бизнес сотрудничает с группой, оказывая разовую или целевую помощь. Сегодня бизнес заинтересован в участии в этих программах, но, в отличие от того, как это практиковалось в 1990-е, хочет контролировать расходование выделяемых им средств. Третий тип характеризуется наличием полноценных, системных отношений между спонсором и группой. «К сожалению, это очень редкий сегодня тип отношений, — сказал Михаил Тарусин. — Впрочем, в этом, видимо, есть вина и самих групп, потому что далеко не всегда в группе умеют составить бизнес-план, необходимые документы для того, чтобы, скажем, прорекламировать свою деятельность, преподнести ее грамотно и в выгодном для себя ключе».

Лев Якобсон

Говоря об источниках финансирования этой деятельности, Л.Якобсон задал уточняющий вопрос: «Типичная ситуация из тех, которые вы наблюдали, — группа осуществляет свою деятельность без особых денег, а те, которые требовались, они, что называется, брали «из кружки». Или же есть какое-то отдельное финансирование?». «Дело в том, что пожертвования в церковную кружку носят целевой характер, — пояснил М.Тарусин, — и их просто нельзя расходовать, как кому-то заблагорассудится. Но очень часто, скажем, пожертвования собираются не в кружку, а помимо нее. Например, так называемые средства на хозрасходы. И в этом случае староста может направить деньги на какие-то не вполне подконтрольные епархии статьи расходов». Бывает, что пожертвования собираются в самой группе, когда ее члены, или близкие к ней люди, родственники, вносят какие-то пожертвования на регулярную деятельность. «Это все — копейки, но и эти средства позволяют группам как-то существовать и не сгибаться», — добавил Тарусин. Что касается спонсоров, то важно, чтобы епархия благословляла группы на их работу, это «иногда стимулирует и бизнес открывать кошелек».

Конечно, очень важны взаимоотношения групп со средствами массовой информации. И тут дело обстоит наихудшим образом, потому что региональные СМИ в России «все подконтрольны так или иначе властным структурам, уверен Тарусин. «Самостоятельной прессы нигде у нас практически нет. Поэтому пресса обслуживает интересы в основном власти. А власть сегодня не проявляет заинтересованности в пропаганде каких-то социальных инициатив православных инициативных групп и не очень-то стремится с ними взаимодействовать», — отметил докладчик. СМИ практически не пишут сегодня о том, что происходит в этих социальных группах и какие ими выдвигаются инициативы. Это, безусловно, «весьма печальная ситуация, потому вот уже десять лет, как в России развиваются такого рода инициативы социального служения православного сообщества, работа этих групп стала уже почти профессиональной, и во многих регионах они не просто соперничают со светскими организациями некоммерческого сектора, но иногда даже превосходят их по масштабам этого служения», — констатировал М.Тарусин. Но если о деятельности НКО знают многие, и в России действуют региональные Общественные палаты, чья работа освещается весьма подробно в местных СМИ, «то о таком важном для жизни людей направлении, как социальные инициативы православного сообщества, ничего неизвестно, что несправедливо».

За прошедшие десять лет группы уже вышли на такую ступень развития своей деятельности, при которой им необходимо переходить на новый уровень организации и финансирования. К этому имеются все предпосылки: есть люди-профессионалы, есть возможности, есть солидная база личного опыта деятельности и есть перспективы. Тормозят работу этих групп три «момента»: это взаимоотношения с властью и СМИ, взаимоотношения с бизнесом и взаимоотношения внутри Церкви, поскольку, считает Тарусин, «Церковь еще до конца не определилась в том, как она будет выстраивать свою социальную работу». Патриарх Кирилл говорит, что надо при каждом храме иметь социальных работников. Пока — в Московской патриархии. «Но в храмах, которые посещали исследователи, занятые в проекте, уже де-факто есть социальные работники, их надо просто «зафиксировать» официально, назначить им какой-то оклад, определить их статус, и некую часть епархиальных средств передавать на эти нужды». Ради собственного развития группам надо «трясти и бизнес, и власти». «Но и сама церковь напрямую тоже должна что-то давать, — подчеркнул М.Тарусин. — Это все проблемы, требующие уже сегодня незамедлительного решения».

После выступления Тарусину  было задано множество вопросов из зала. «Усилилась ли социальная работа РПЦ с избранием Патриарха Кирилла?» «Нельзя ли чуть подробнее рассказать о методологии проведенного исследования?» «Вы говорите, что церковь на местах на сегодня является единственной силой, способной организовать социальную поддержку при прямой поддержке бизнеса. На чем базируется этот вывод?» «Вы упоминали о престиже социальных групп, а нет ли в этом противоречия с известным евангельским принципом о том, что левая рука не должна знать о том, что делает правая?» Впрочем, комментируя этот вопрос, Л.Якобсон высказал пожелание не затрагивать богословские проблемы, поскольку это тема особого разговора, выходящая за рамки проблем, вынесенных на обсуждение семинара.

Несомненно, начал ответы на вопросы М.Тарусин, с приходом Патриарха Кирилла социальная направленность в Русской православной церкви активизировалась. Вообще-то, новая деятельность в социальном служении — это очевидная заслуга патриарха. Но социальная работа в храмах началась, как распространенное явление, примерно с конца 1990-х годов. По крайней мере, 30 процентов групп, в которых проводились опросы, возникли именно в тот период. Соответственно, 70 процентов групп возникло уже в 2000-е годы, а из них примерно 35 процентов — в последние два-три года, что расценивается, как большой скачок. Так что деятельность Патриарха Кирилла нельзя недооценивать.

В каждом втором храме, который посещался участниками исследования, продолжал М.Тарусин, имелись социальные группы в том или ином состоянии развитости. Это, конечно, разные группы и у них разные служения, они состоят из прихожан, где есть свой руководитель (формальный или неформальный), есть актив группы и даже «сотрудники, работающие за какие-то деньги». Не только в православных приходах, но и у католиков и протестантов тоже имеются социальные группы, причем гораздо более развитые, чем многие православные. «И их представители были с нами даже более откровенны, чем представители многих православных групп. Это, видимо, объясняется тем, что над ними меньше стоит всякого начальства, а к критике они уже давно привыкли», — заметил М.Тарусин — Мы старались не ограничиваться полем только православия, у нас было, к примеру, еще пять интервью с представителями католических общин, два — с представителями исламской религии, и мы получили весьма интересную, эксклюзивного характера информацию. А когда я говорил о РПЦ, то я имел в виду деятельность Московского патриархата, таков был наш выбор».

Что касается использовавшейся при исследовании методики, то, по словам Тарусина, «ученые проводили глубинные интервью: в каждом храме одно или два интервью с руководителем группы, два-три интервью с активом группы и одно интервью со священником вне зависимости от того, какое отношение он имеет к этой группе. Опрашивали и батюшек, потому что, как правило, батюшка имел то, или иное отношение к группе». Первоначально отбирались епархии, а внутри епархии (на юге России, в Сибири, Зауралье, на Дальнем Востоке и на Севере) выбирали два-три города. Многое при выборе зависело от наличия неформальных связей. Само исследование длилось около полутора месяцев. Проведено оно было на средства, полученные в результате открытого конкурса президентских грантов.

Почему церковь рассматривается исследователями в качестве единственной силы, способной организовать социальную поддержку на местах? «Дело в том, что на сегодня между российской властью и церковью сложились очень хорошие взаимоотношения, — ответил на этот вопрос докладчик. — Это такие взаимоотношения, которые позволяют церкви чувствовать себя в регионах довольно спокойно и порой даже более спокойно, чем там себя чувствует местная власть. Именно поэтому и бизнес в своих взаимоотношениях с представителями церкви может позволять себе больше социальных инициатив, чем во взаимоотношениях с какими-то иными представителями общества».

Если говорить о выборе направлений деятельности групп, то во всех приходах сложились те или иные традиции, много в социальной работе зависит от состава прихожан, их личных возможностей, многое делают люди, входящие в социальный актив. Используется в работе и помощь специалистов, например, врачей, которые готовы оказать поддержку больным. Иными словами, многое зависит от людей, прежде всего от тех, кто является наиболее социально активными.

Дискуссия на семинаре возникла, когда Михаил Тарусин упомянул о «деструктивных сектах». «Я называю их так, — объяснил он, —   потому что считаю, существуют секты, которые навязывают людям сатанистский взгляд на мир. Это моя личная точка зрения. И такие секты вполне уместно называть деструктивными, поскольку они ничего конструктивного в своей деятельности не несут». Последовали реплики из зала, и вновь в дискуссию вступил Л.Якобсон. «Коллеги, я очень хочу избежать богословских проблем, ибо тут мы едва ли найдем общую точку зрения. В данном же случае ответ состоял в том, что докладчик таким образом обозначал некоторые религиозные группы, и он отнюдь не настаивает на том, чтобы каждый разделял его оценки».

Привела свои соображения на эту тему и Элла Памфилова, старший научный сотрудник Центра исследований гражданского общества и некоммерческого сектора ВШЭ. «Мне по роду своей деятельности, — сказала она, — приходилось спасать массу детей, которые попадали под влияние секты, где велась массированная психологическая обработка. У меня много фактуры по этому вопросу. Мы даже обращались в прокуратуру и выяснили, что нет никаких правовых критериев, позволяющих четко определить характер деятельности этих сект, которые во многом фактически являются криминальными. К сожалению, это так. Сект таких много, и это тема для отдельного разговора». Из зала послышались реплики о том, что далеко не все секты таковы, но первый проректор ВШЭ обратил внимание коллег на то, что «всегда, когда речь заходит о церкви, естественно, возникают вопросы, касающиеся верования людей, а шире — их убеждений». «Есть люди, которые верят, что они принадлежат к церкви и трактуют ее, как символ веры, — заметил Л.Якобсон. — Однако Михаил Тарусин занимался в ходе исследования другой проблемой — организацией. Не телом Христовым, а организацией социального дела. Конечно, мы можем сейчас выйти за пределы заявленной темы семинара, но это будет уже другая тема».

Одним из наиболее интересных вопросов, рассмотренных на семинаре, был такой: существует ли конкуренция между социальными группами верующих и организациями НКО? Конечно, она есть, уверен М.Тарусин. «Как пел Б.Окуджава, «пряников всегда не хватает на всех», — сказал он. — Их сегодня не хватает даже на светские НКО. А тут еще «какие-то» религиозные группы появились, которые тоже хотят денег и заявляют, что намерены с их помощью делать хорошее дело. Денег не хватает, и такая ситуация существует везде. Но конкуренция у нас выходит частно недобросовестная. И сами организации находятся в неодинаковом положении. Одни из групп поддерживает власть, другие — нет. Почему? Трудно однозначно ответить. Полагаю, потому что светские НКО могут спокойно давать представителям власти «откаты», а религиозные группы «откатов» не дают — видимо, совесть не позволяет. Возможно, тут присутствуют какие-то иные причины».

Выступивший затем на семинаре Роман Лункин, сотрудник Центра по изучению проблем религии и общества Института Европы Российской академии наук (РАН), отметил, что согласен с выводом исследования, согласно которому Русская православная церковь является одной из организаций, которая потенциально обладает большой социальной силой. И при этом государство действительно, как и отмечено в концепции исследования, должно обращать внимание, прежде всего, на приходскую активность. Это важно для будущего развития. Он привел пример из собственной практики. Так, во Владимирской епархии епархиальное руководство целенаправленно заставляет монастыри создавать при обители детские дома, дома для престарелых, и чтобы обязательно была богадельня для социальной работы. В целом ряде епархий, например, в Вологодской, при каждом храме есть воскресные школы, библиотеки, проводятся православные балы для молодежи. «Ясно, что церковь взаимодействует с бизнесом под давлением государства, — добавил Лункин. — Но вопрос заключается в другом: почему церковь и приходы, получающие средства, не тратят их на социальную работу? Это один из самых главных вопросов, поскольку типология, о которой здесь говорилось, не представляет собой какой-то новизны. Такую типологию можно было бы написать, и не выезжая в епархии». Коснулся он и «прописанной» в концепции М.Тарусина «пафосной», как выразился Р.Лункин, мысли о том, что «церкви необходимо иметь к 2050 году не менее 45-50 тысяч приходов, чтобы выйти на уровень общенационального окормления всех верующих, объем которых может составить к этому времени свыше 60 миллионов прихожан». Однако, по мнению Лункина, «это не задача социологии — заявлять о том, что нужно, и в Конституции прописывать еще больше привилегий для Русской православной церкви. Я полагаю, что такой подход скорее губителен для РПЦ и даже противоречит призывам Патриарха Кирилла».

Заместитель руководителя Патриаршего центра духовного развития детей и молодежи Александр Боженов заметил, что выбор епархий и монастырей по принципу «личных связей» неверен, потому что представленное исследование «было бы лучше назвать исследованием лучших приходов по социальной работе». Он усомнился в правильности оценки направлений деятельности инициативных групп на примере 65 приходов. «Вот если бы речь шла о десяти тысячах приходов, тогда можно было бы говорить о каких-то видах и направлениях деятельности, а иначе их просто не имеет смысла перечислять».

Елена Петренко, директор по исследованиям Фонда «Общественное мнение», обратила внимание на то, что сфера исследования социальной деятельности церкви пока еще не изучена и не освещена в должной мере. Поэтому работа, проделанная группой М.Тарусина, представляется исключительной важной и полезной, и ее нужно продолжать. Также на семинаре выступила Э.Памфилова. «Конечно, я сама знаю массу подвижников, которые просто совершают ежедневные подвиги. Я вспоминаю войну в Чечне, разрушения там православных храмов, когда герои-батюшки ценой собственной жизни помогали выбираться из огня беженцам — русским и не русским. Действуют уникальные подвижники и сейчас. Но, к сожалению, — отметила Э.Памфилова, — самая большая беда идет в Русской православной церкви сверху. Что хочет, чего добивается Церковь сегодня? Иметь преференции от государства, но при этом не отчитываться не перед кем? Открою вам секрет: нам удалось пробить некоторые поправки, скажем, в законодательстве об НКО, благодаря лоббированию РПЦ. Но в этой ситуации она сработала, исходя из собственных интересов. А дальше шло постоянное противопоставление третьему некоммерческому сектору. Противопоставить себя этому сектору, не налаживать никакого взаимодействия с ним… Представители РПЦ зачастую не вникают в проблему, не проводят широко ее обсуждения, не стремясь к поиску общего языка и ведению диалога с огромными организациями, работающими в интересах детей, не интересуясь, чего они хотят на самом деле, что они делают для того, чтобы спасти семью, сохранять институт семьи…».

С этой же точки зрения можно рассматривать и передачу Церкви культурных объектов, что, по мнению Э.Памфиловой, «противопоставило общественность, защищающую наши исторические памятники, религиозному сообществу». «Это тоже свидетельство неумения Церкви наладить диалог, — сказала она. — Апофеозом этого абсурда стала передача уникальной иконы в какую-то частную часовенку олигарха, а музейные работники от возмущения плакали и стонали». Есть и другие примеры того, как подрывается моральный авторитет Церкви. «Я категорически не могу согласиться с вашим тезисом, — сказала Памфилова, обращаясь к Тарусину, — согласно которому Церковь может быть единственной силой, способной на местах организовать социальную инициативу при прямой поддержке бизнеса. Это — порочная система! Уникальность Церкви в том, что она получает добровольные массовые пожертвования. Но почему же отчеты о тратах Церкви непрозрачны, почему Церковь сама не предоставляет обществу данные о масштабах и качестве благотворительной социальной деятельности? И, имея независимый финансовый источник, зачем же Церкви опять бросаться к бизнесу, который уже дискредитировал себя связями с бюрократией?». Ведь тогда, по мнению Памфиловой, получается, что на смену регионально-административному произволу придет другой произвол — Церкви вкупе с бизнесом, и опять возникнет монополия». Церкви не надо противопоставлять себя другим организациям, уверена Памфилова, а надо «создавать единое с ними поле, единые стандарты и налаживать диалог».

Также своими соображениями по теме семинара поделились исполнительный директор Центра изучения общественного мнения «Глас народа» Александр Кинсбурский, доцент кафедры истории философии ВШЭ Борис Кнорре, доцент кафедры теории и практики государственного управления ВШЭ Павел Кудюкин, представитель Института свободы совести, автор теоретическо-прикладного исследования «Свобода совести и светскость общества в Российской Федерации» Сергей Бурьянов. В ходе этих выступлений были обсуждены проблемы взаимоотношений государства и Русской православной церкви, как в исторической ретроспективе, так и в нынешней ситуации. В развитие этой дискуссии первый проректор НИУ ВШЭ высказал мысль о том, что все положительное, весь авторитет Церкви может быть «быстро загублен, как только Церковь получит некие, установленные законом, преимущества. В таком случае будет потеряно автоматически то самое доверие, которое граждане России выказывают сейчас по отношению к Церкви. В 1990-е годы были уполномоченные банки. Так не дай Господь Церкви превратиться в уполномоченную организацию государства».

Подводя итоги семинара, Л.Якобсон отметил: «Мы действительно затронули тему, по которой еще многое надо сделать, и мы находимся в начале пути. Не секрет, что само обсуждение подобных сюжетов иногда рассматривается в качестве, как минимум, смелого шага. Это характерно и для тех, кто привычно обсуждает тематику гражданского общества, «по умолчанию» исключая из него все то, что связано с церковью, и для большинства людей церковных. Словом, пора начать говорить об этом и исследовать данную тематику».

Николай Вуколов, Новостная служба портала ВШЭ

Фото Никиты Бензорука