«Бондинг» и «бриджинг» социального капитала

В Высшей школе экономики прошел очередной семинар под руководством научного руководителя ВШЭ Евгения Ясина «Экономическая политика в условиях переходного периода». С докладом «Социальный капитал в России: измерение, анализ, оценка влияния» выступил Леонид Полищук, заведующий Научно-учебной лабораторией прикладного анализа институтов и социального капитала ВШЭ.

Видеозапись

Открывая эту встречу (она прошла 24 февраля) и представив Леонида Полищука как одного из видных представителей современной политической экономии в России, Евгений Ясин отметил: «Я считаю, что эта наука в ее современном звучании очень запущена в стране, имеются воспоминания о марксистско-ленинской политэкономии, а больше — ничего. А между тем, это исключительно богатая и незаслуженно забытая область знаний. Доклад, который нам предстоит услышать, как раз из области политической экономии, и я надеюсь, что нам удастся мобилизовать силы для того, чтобы это направление получило должное развитие в России».

Доклад является плодом коллективного труда, уточнил в начале своего выступления Л.Полищук, и подготовлен сотрудниками Научно-учебной лаборатории прикладного анализа институтов и социального капитала, которая была создана в ВШЭ год назад.

За последние десятилетия экономисты несколько раз пересматривали утвердившиеся, казалось бы, представления о факторах экономического роста. Вплоть до 1960-1970 годов считалось, что богатство нации обеспечивается наличием ресурсов, производственных инвестиций, накоплением человеческого капитала. Затем ученые стали рассматривать в качестве предпосылки устойчивого роста и стабильности, прежде всего, существование современных и эффективных институтов. Но беда заключалась в том, что попытки утвердить такие институты в тех странах, где они отсутствовали в силу различного рода экономических, правовых и политических причин, часто заканчивались неудачей. И возникал вопрос о том, что же, помимо институтов, необходимо для того, чтобы обеспечить устойчивое развитие экономики.

Поэтому исследователи все большее внимание стали уделять состоянию общества и наличию «несколько аморфной субстанции, которая в литературе получила собирательное название социального капитала». Это понятие, по словам докладчика, «обременено длительной интеллектуальной историей», и разные ученые трактуют его по-разному. «Мы в своей работе придерживаемся простого и ясного понятия, — сказал Леонид Полищук, — а именно: социальным капиталом мы называем способность общества к самоорганизации и коллективным действиям. Именно способность действовать сообща — и при этом без принуждения извне — и называется социальным капиталом». У социального капитала, продолжал Л.Полищук, есть несколько хорошо известных составляющих: он «опирается» на доверие, на разделяемые в обществе нормы и ценности, на различного рода социальные сети.

Ученые-экономисты обратили внимание на социальный капитал примерно 15 лет назад, и с тех пор работы по экономике социального капитала стали важной и быстро растущей частью потока работ по социальному капиталу вообще, где до тех пор преобладали труды социологов, психологов и политологов. Социальный капитал научились измерять; существуют различные методы этого измерения, которые большей частью опираются на социологические опросы, на данные экспериментов и материалы статистики.

Располагая индикаторами социального капитала на разных уровнях — стран, регионов, городов — можно поставить вопрос: имеется ли связь между социальным капиталом и развитием общества? Очень большое количество работ свидетельствует о том, что такая связь есть, что она реальна и существенна. Социальный капитал влияет на экономический рост, общественное благосостояние, эффективность социальных программ, качество общественных услуг (образование, здравоохранение), психическое и физическое здоровье населения, общественную безопасность, качество жизни и — наконец, но не в последнюю очередь — на качество институтов и государственного управления.

Каким образом социальный капитал может оказывать влияние на экономические результаты? Первым каналом подобного влияния является — горизонтальный: речь идет о том, что социальный капитал позволяет сэкономить транзакционные издержки и в частном секторе, и в повседневном общении людей друг с другом. Кроме того, социальный капитал является базой для самоорганизации людей в целях решения общественных проблем без участия государства. Роль второго, вертикального, канала состоит в том, чтобы добиваться подотчетности органов власти и таким образом достигать улучшения качества государственного управления. Это очень важная функция социального капитала. «Ведь задача государства состоит в том, чтобы предоставлять общественные блага. И поскольку люди самостоятельно с этой задачей справляются плохо, они «приглашают» государство. Но эффективное, подотчетное, не коррумпированное государство — это само по себе общественное благо. И вот государственного органа, который следил бы за этим общественным благом, нет. Такого общественного блага, эффективной работы государства, никто, кроме общества, себе обеспечить не может. А поэтому, если общество достаточно организовано, если в нем много социального капитала, то и государство работает эффективно», — заметил докладчик.

Какова ситуация с социальным капиталом в России? У нас все чаще высказываются сомнения в количестве и качестве социального капитала. Эти сомнения встречаются и в научной литературе, и в публицистике, и в выступлениях общественных деятелей. Во-первых, для современного российского общества характерен низкий уровень доверия и способности к самоорганизации, что, скорее всего, связано с политической историей. Работы показывают, что социальный капитал современного типа хорошо и эффективно накапливается в странах с достаточно длительным периодом демократического развития. «У России, — подчеркнул Л.Полищук,— такой истории нет, и в связи с этим недостаток социального капитала не должен вызывать удивления».

Многие данные показывают, что за годы реформ произошла значительная эрозия доверия и социальных норм. Существует мнение, согласно которому в России социального капитала не так уж и мало, но он устарел, он неправильного типа и не отвечает нуждам современного развития. Так полагает, к примеру, шотландский исследователь Ричард Роус (Richard Rose), измеряющий социальный капитал в России вот уже пятнадцать лет. По его мнению, россияне готовы объединяться и помогать друг другу для того, чтобы искать сепаратную защиту от несовершенств окружающей среды, но они неспособны к тому, чтобы объединившись, попытаться эту среду усовершенствовать. Именно это имеется в виду, когда заходит речь об устаревшем социальном капитале. Наконец, но не в последнюю очередь, «вертикаль власти», чрезмерное присутствие государства подавляет социальный капитал, не дает ему развиться, и можно предположить, что ему негде проявиться.

Леонид Полищук привел две цитаты, которые показывают, по его мнению, что за 200 лет в России не так многое изменилось. Скажем, Пушкин говорил Чаадаеву: «Правительство все еще единственный европеец в России». А Юргнес, вторя Пушкину, утверждал, что «русские еще очень архаичны. Только к 2025 году русский народ станет совместим со среднеевропейским». Л.Полищук отметил также, что в России существует «несколько необычная, хотя и в известной мере стандартная взаимосвязь между социальным капиталом, гражданским обществом и государством».

Логика здесь приблизительно такова: слабое гражданское общество не способно самостоятельно решать общественные проблемы и требует в качестве альтернативы государство. И чем меньше в обществе социального капитала, тем больше в нем государственного присутствия. Беда в том, что в обществе со слабым социальным капиталом государства много, но это государство неэффективно именно из-за недостатка и слабости социального капитала, в частности потому, что такого рода общество не способно дисциплинировать государство и призывать его к ответу, к подотчетности. Иными словами, государство является очень ненадежной альтернативой социальному капиталу.

«Мы решили, что в этой области важно разобраться, поскольку тут много гипотез, много точек зрения, много неустановленных фактов, но строгого экономического анализа социального капитала и его роли, как фактора развития, эффективности института и эффективности государственного управления до создания нашей группы, насколько нам известно, в России не было», — заметил докладчик. Собственно, ради этого в ВШЭ и была создана Научно-учебная лабораторияприкладного анализа институтов и социального капитала. Полищук перечислил вопросы, на которые сотрудники лаборатории пытаются найти ответы в ходе исследований. Дает ли социальный капитал в России экономическую отдачу? Какие составляющие социального капитала способствуют развитию, а какие — препятствуют ему? Как социальный капитал накапливается и амортизируется с течением времени? Как с учетом запасов социального капитала следует выбирать стратегию реформ и определять круг государственных полномочий? Какие последствия для институтов и реформ может иметь нехватка социального капитала, и что с этим можно сделать?

Перечислив проекты Научно-учебной лабораторииприкладного анализа институтов и социального капитала ВШЭ, Л.Полищук подробно остановился на одном из них — «Социальный капитал и развитие российских городов» (этот проект он выполнял с сотрудником лаборатории Ринатом Меняшевым). Располагая данными опроса, исследователи выявили три разновидности социального капитала, которые влияют на экономическое развитие: открытая (bridging), закрытая (bonding) и гражданская культура. Открытый социальный капитал (СК), который опирается на широкие общественные сети, большой «радиус доверия» и разделяемые в обществе нормы и ценности. Открытый СК способствует созданию широких общественных коалиций («группы Патнэма»). В этом обществе должна присутствовать универсальная мораль, означающая, что «вы относитесь к людям вне зависимости от того, близки они вам, или нет, примерно с одними и теми же мерками». Закрытый (bonding) социальный капитал опирается на «ограниченную мораль» и узкий «радиус доверия». Это означает, что «вы с различными мерками относитесь к близким и «далеким» людям». Закрытый СК способствует возникновению узких групп интересов («группы Олссона»). Ну а гражданская культура подразумевает наличие у людей чувства сопричастности к общественным делам и личной ответственности за положение дел в обществе.

Участники проекта анализировали связь социального капитала российских городов с положением в них. Была выявлена значимая положительная связь между эффективностью городских администраций и положением дел в городах с открытым социальным капиталом и гражданской культурой и отрицательная — с закрытым гражданским капиталом. Был сделан вывод, «что Россия — это нормальная страна, данные подтверждают наше общее представление о том, как способность общества к самоорганизации влияет на развитие «через» муниципальное управление».

Выяснилось, что муниципальное государственное управление более эффективно в тех случаях, когда достаточно многочисленные общественные коалиции защищают (или готовы защитить) свои права от злоупотреблений властью. Эффективность таких коалиций зависит от наличия открытого социального капитала и гражданской культуры, которая ставит на повестку дня подотчетность и эффективность государства. Что же касается закрытого социального капитала, то он мобилизуется для «сепаратной защиты» от злоупотреблений властью и частной компенсации недостающих институтов социальных услуг.

Закрытый социальный капитал, по мнению Полищука, диктует в обществе примерно такой алгоритм действий: «если жители видят, что в дороге выбоины и с этими выбоинами муниципальные власти ничего не делают, то жители самоорганизуются, за свой счет пригоняют грузовик с асфальтом и латают выбоины. Вот это работа закрытого капитала».

Из сказанного следует, сказал Леонид Полищук, «мы должны ожидать, что открытый социальный капитал и гражданская культура оказывают положительное воздействие на эффективность государства, потому что от них зависит подотчетность государства, они дисциплинируют государство. А закрытый социальный капитал отрицательно влияет на эффективность государства, дает обществу некоторую защиту от несовершенства государства — от коррупции, от злоупотребления властью, не надлежащего исполнения полномочий. Если общество способно как-то скомпенсировать неэффективную работу государства своими силами (причем, скомпенсировать не тем, что оно призывает государство к ответу, а тем, что, принимая неэффективное государство, как некую данность, оно своими силами пытается найти какие-то частные решения), в таком обществе экономическая цена плохого исполнения государственных полномочий снижается. А, значит, снижается и политическая цена, и в таком обществе государству, муниципальным властям сходят с рук нарушения, злоупотребления, которые без подобной компенсации привели бы к очень серьезным экономическим последствиям». В этом смысле снижение экономических и политических издержек не надлежащим исполнением государством своих обязательств — это причина, по которой закрытый социальный капитал плохо отражается на эффективности государственного управления. «Наши исследования подтверждают эту простую мысль», — отметил Полищук.

Он также рассказал о взаимосвязи социального капитала с общественным благосостоянием. Открытый социальный капитал и гражданская культура оказывают положительное влияние на общественное благосостояние, способствуя более эффективному государственному управлению. Экономическая отдача на закрытый социальный капитал включает положительный прямой эффект (улучшая положение малых групп) и отрицательный косвенный эффект, «поощряя» злоупотребление властью. При наличии закрытого социального капитала неэффективному и коррумпированному государству большее сходит с рук.

Вывод, по мнению Леонида Полищука, таков: если в обществе мало открытого социального капитала, если такое общество практически беззащитно перед злоупотреблениями властью, то лучше иметь закрытый социальный капитал, поскольку он дает обществу хоть какую-то защиту. Если же в обществе много открытого социального капитала, если это общество очень эффективно контролирует власть, то в нем закрытый социальный капитал просто не востребован, ибо злоупотреблений властью нет. А вот в промежуточном диапазоне, где есть открытый социальный капитал, но его немного, когда есть подотчетность государства, он она недостаточна, закрытый социальный капитал наносит вред состоянию экономики и общества, поскольку косвенный эффект оказывается сильнее прямого.

В расчетах этого исследования были использованы данные опроса, проведенного в 2007 году фондом «Общественное мнение» в рамках проекта «Георейтинг». Было опрошено 34 тысячи респондентов из 68 регионов и 1822 городов и населенных пунктов. На уровне городов исследовались взаимосвязь между социальным капиталом, работой органов власти и социально-экономическим развитием. Одна из причин, почему в качестве объекта исследования были взяты города, состоит в том, что в рамках регионов (областей, краев) наблюдаются очень большие отличия социального капитала, то есть, если усреднять запас этого капитала по регионам, то теряется слишком много информации. Вторая причина состоит в том, что если попытаться измерить связь между соцкапиталом и состоянием экономики и общества, то эта связь оказывается выражена очень слабо. Подоплека тут проста: как отметил Полищук, «мэров городов в России все еще кое-где выбирают, а вот с выборами губернаторов в 2004 году, как известно, было покончено, и поэтому вертикальный канал в регионах, вполне возможно, оказался ослаблен».

Л.Полищук привел цифровые показатели, демонстрирующие «взаимоотношения» социального капитала, эффективности работы местных властей и экономической ситуации. Лишь только 18 процентов опрошенных считают, что в России существует социальное согласие и солидарность. Люди редко или никогда (77 процентов респондентов) готовы к совместным действиям. Довольно малое число граждан (20 процентов) отвечает, что окружающие заслуживают доверия. Ответственность за положение в семье ощущают 75 процентов опрошенных, а ответственность за положение в городе ощущает гораздо меньше. Подавляющее большинство (72 процента) ответили, что не испытывают никакой ответственности, или же небольшую ответственность. На вопрос: «Считаете ли вы, что местные власти понимают и учитывают интересы таких людей, как вы?» 79 процентов респондентов ответили, что власти игнорируют их интересы. И на вопрос: «Удовлетворены ли вы в целом положением в вашем городе (поселке, деревне)?» 62 процента ответили отрицательно.

Был также проведен регрессионный анализ с необходимым количеством контрольных переменных. Из этого анализа видно, что при различных спецификациях открытый социальный капитал дает положительную и статистически значимую «отдачу на результаты». Это важный вывод. Также видно, что закрытый социальный капитал дает отрицательную и тоже значимую отдачу. Гражданская культура вносит в это положительный вклад, хотя он выражен неявно. Таким образом, данные подтверждают гипотезы и выводы из анализа модели о том, что открытый социальный капитал полезен для развития, а закрытый социальный капитал наносит ему урон.

Выборка показывает, что закрытый социальный капитал и открытый социальный капитал оказывают ожидаемое влияние на эффективность работы муниципальных властей. Причем такое влияние выражено особенно сильно в больших городах, оно значимо во всех спецификациях модели, большое по величине и соответствует гипотезе исследователей, а именно: эффективность работы муниципальных властей в России зависит от того, насколько в тех или иных городах много или мало социального капитала. «Хочу еще раз подчеркнуть, что эти выводы не следует понимать буквально, поскольку эффективность работы властей и состояние дел в городе — это функция многих факторов, и выводы, о которых мы говорим здесь, справедливы при прочих равных условиях», — сказал Л.Полищук.

Эмпирически подтверждено, что социальный капитал оказывает влияние на результаты главным образом по вертикальному каналу, что особенно хорошо видно на уровне крупных городов. Отрицательное влияние закрытого социального капитала усиливается по мере того, как запас открытого социального капитала увеличивается от малого до среднего уровня. Закрытый социальный капитал полезен, если общество почти беззащитно перед злоупотреблением властью, но становится все более и более обременительным для развития городов по мере роста гражданской культуры и способности к коллективным действиям в широких коалициях.

Динамика развития социального капитала в стране, по мнению Полищука, может быть оценена оптимистически, потому что экономический рост и накопление человеческого капитала укрепляют гражданскую культуру и «просоциальные» ценности, что в свою очередь улучшает институты и государственное управление. Закрытый социальный капитал может нарушить такую связь, поддерживая неэффективное государство и лишая современные институты общественной поддержки.

Коррупция, беззаконные действия по отношению к бизнесу и частным лицам со стороны государства подрывают доверие граждан друг к другу и к институтам и подавляют инвестиции в открытый социальный капитал и воспроизводство («культурную трансмиссию») просоциальных норм, укрепляя в то же время пережитки социальных практик адаптации к скверным институтам. Исход «соревнования» между различными типами социального капитала остается неопределенным.

Как считают исследователи, в сегодняшней России сосуществуют современные и устаревшие разновидности социального капитала. Пропорции между ними изменяются от одного города к другому, а также, по-видимому, меняются со временем. Современный социальный капитал дает в России ожидаемую и осязаемую отдачу — более «гражданские» города при прочих равных условиях благополучнее менее «гражданских». Россия является в этом отношении «нормальной страной».

«Итак, повестка дня российской модернизации имеет, помимо технологических и институциональных, важное социальное измерение, а изменение структуры российского социального капитала может иметь далеко идущие последствия для экономического роста и политического развития страны», — заключил свое выступление Л.Полищук.

Выступивший затем на семинаре президент института национального проекта (ИНП) «Общественный договор» Александр Аузан высоко оценил представленное исследование и его выводы. «Я думаю, что нужно срочно внедрять в жизнь то, что наработали Л.Полищук и его коллеги, — сказал он. — И я попробую это сделать, потому что сегодня буду участвовать в заседании одной из рабочих экспертных групп по корректировке Стратегии-2020, которая как раз и занимается проблемами оптимизации регулирующих функций государства, прозрачности и обратной связи с бизнесом и гражданами, то есть теми вопросами, которые рассмотрены в докладе Леонида Полищука». Даже сама постановка вопросов, считает А.Аузан, «представляется весьма плодотворной».

Ссылаясь на исследования ИНП «Общественный договор», Александр Аузан добавил, что рост индивидуализма, разрушающий коллективистские структуры, знаменует собой «переход от бондингового к бринджинговому типу социального капитала». А снижение PDI — показателя дистанцированности общества от власти — продиктовано (и это опять же весьма близко к тому, о чем говорилось в докладе) тем, что динамика социального капитала воздействует на восприятие людей и меняет их возможности влиять на происходящие в государстве процессы. Существенно и то, что доказана связь воздействия этой динамики на качество государственного управления через институты выборности, потому что сравнение эффектов на уровне муниципалитетов и на уровне регионов дает совершенно явно разные результаты при том, что размер города не влияет на этот результат, а переход на другой уровень сразу оказывает такое влияние.

Вместе с тем А.Аузан высказал некоторые сомнения по поводу того, что (как это явствует из доклада) «есть хороший социальный капитал и плохой, антимодерновый, который сдерживает развитие». Такая черно-белая картинка всегда вызывает сомнения. Но, если говорить конкретно, то, во-первых, в исследованиях социального капитала есть такое понятие, как «радиус доверия». Эти радиусы доверия, отметил он, «мигают», и японский ученый Фукуяма довольно много писал о том, что происходит эрозия гражданских обществ в развитых странах именно потому, что сокращаются радиусы доверия. Что же получается? По мере увеличения радиусов доверия «от одного человека к трем этот социальный капитал действует отрицательно? А к пятидесяти тысячам он начинает работать положительно?».

«Мне кажется, — заметил А.Аузан, — что тут заложена какая-то более сложная динамика». Вот, например, в докладе говорится, что «закрытый социальный капитал не востребован в развитых обществах». Но, к примеру, в Ирландии на бондинговом капитале основаны такие формы, как кредитные союзы, которые являются основой избирательной системы страны. «Разве можно этот факт расценивать, как невостребованность бондингового социального капитала в демократической стране, которая, кстати говоря, совершила в 1990-е годы довольно серьезные экономические подвижки?!» — сказал Аузан.

Сами названия — «бондинговый» и «бриджинговый» капиталы — «не очень удачны», считает А.Аузан. Равно как не совсем точными названиями являются «группы Олссона» и «группы Патмэна». Тут некое странное противоречие. Олссон писал про широкие коалиции и распределительные группы, а эти коалиции назвали другим именем. Однако на базе этих «широких коалиций произрастают не только цветочки». Отсюда вывод: не всегда «бриджинговый» капитал имеет положительные последствия для развития, а «бондинговый» — всегда отрицательные. Кстати, в Казахстане на базе бондиногового капитала пытаются создать больничные кассы. Это можно расценивать, как самоспасение людей, но также и как продление радиусов доверия. А ведь в России рабочее движение, напомнил оппонент, также развивалось через больничные кассы, идя к достаточно широким политическим коалициям. Это нормальное явление, когда «бондинговые» формы социального капитала являются шагом к развитию «бриджинговых» его форм. Но, конечно, происходит это не автоматически, и тут, по мнению Аузана, докладчик абсолютно прав.

Ординарный профессор, директор Института демографии ВШЭ Анатолий Вишневский построил свое выступление в форме вопросов и комментариев, которые возникли у него по ходу доклада А.Полищука. Он привел цитату Ф.М.Достоевского: «Люди, люди, это самое главное. Люди дороже даже денег, людей ни на каком рынке не купишь и ни какими деньгами, потому что они не продаются и не покупаются, а только веками выделываются. Ну, а на века надо время, годков эдак двадцать пять или тридцать, даже и у нас, где века давно уже ничего не стоят. Человек идеи, науки самостоятельной, человек самостоятельно деловой образуется лишь долгою самостоятельной жизнью нации, вековым многострадальным трудом ее. Одним словом, образуется всею исторической жизнью страны. Ну, а историческая жизнь наша в последние два столетия была не совсем-таки самостоятельная. Ускорять же искусственно необходимые постоянные исторические моменты жизни народа никак невозможно». Социальный капитал, это то, что нам не хватало во времена Достоевского, заметил А.Вишневский, и позже, «потому что, когда Ленин пришел к власти, то он тоже понял, чего у нас не хватает, но сказал: «Мы будем работать с тем материалом, который у нас есть». Результаты этого тоже были налицо». Наиболее важным из услышанного для директора Института демографии стала связь, которую докладчик попытался «выстроить» между социальным капиталом и самоорганизацией общества, которая в качестве задачи как раз стоит сейчас перед Россией.

По мнению выступившего на семинаре руководителя программы «Общество и регионы» Московского центра Карнеги Николая Петрова,  очень важно, что «колоссально дорогие и закрытые опросы ФОМ, которые делаются для Кремля, наконец, вводятся в научное пользование».  затем А.Петров перешел к критическим замечаниям, которые, впрочем, по его словам, скорее «выражают некоторые сомнения» по поводу услышанного. Первое такое сомнение касается данных. «Я вспоминаю в связи с этим такой случай, — сказал он. — В 1993 году до проведения знаменитого референдума в Кремле обсуждался вопрос, как все будет проходить. И один известный социолог сказал: «Борис Николаевич, Рязанская область против вас». Я задал уточняющий вопрос, и оказалось, что Рязанская область — это три респондента в маленьком населенном пункте, которые действительно были против Ельцина». Мой вопрос вот о чем: 1882 населенных пункта, «это звучит гордо», но та выборка, о которой мы говорим, это выборка для 68 регионов России, а не для 1882 населенных пунктов. Поэтому вопрос, насколько это оправданно, и как это выглядело в отношении городов и населенных пунктов в целом?»

Второе сомнение касается методики факторного анализа. Есть, заметил Николай Петров, замечательная книга Трейсмана «Демократия с нуля», в ней среди прочего анализируются данные по финансовым субсидиям, которые выделяла Москва российским регионам, данные по электоральной динамике в них и делается вывод о том, что в эпоху Ельцина деньги давали не тому, кто был за Ельцина, а тому, кто был против него. «Мне кажется, что эта механика классического западного экономического анализа срабатывает не всегда, — заметил Николай Петров. — У нас, с одной стороны, есть информация, которая тоже требует дополнительного анализа — это серьезные опросы, по которым делаются выводы относительно того, скажем, надо ли менять некоего губернатора. А главная «игрушка» заключается в том, что людей спрашивают: «Доверяете ли вы своей областной власти, доверяете ли федеральной власти?» А с другой стороны — факторный анализ. Выявляются три фактора, которые исследователи «изящно называют» открытый социальный капитал, закрытый и гражданская культура. Но это же на самом деле — не открытый капитал, а фактор, который получился в результате проведения факторного анализа и который по сходству и по созвучию так назвали авторы. А далее происходит подмена понятий, и авторы говорят: «Социальный капитал влияет так, или влияет иначе, имея в виду не реальный социальный капитал, а тот фактор, который они сами получили. И здесь главная опасность, связанная с факторным анализом, состоит в том, что авторы такого анализа всегда имеют тенденцию звонко и красиво называть факторы, а потом они как бы оперируют уже на факторами, а социальным капиталом…»

Следующий момент в работе, вызывающий вопросы, связан, как заметил не без иронии Н.Петров, с «открытием» наших политических властей. Дмитрий Анатольевич Медведев недавно заявил, что «демократия — это когда люди верят, что они живут при демократии», и, соответственно, кажется, будто построить демократию просто. «Но полагаю, — сказал Петров, — есть опасность, что такого рода подходы к социальному капиталу могут обнаружиться и здесь, в данном докладе. О каком социальном капитале в данном случае идет речь? Мы говорим: доверяют люди, или не доверяют, считают они так, или иначе. То есть речь о некоем виртуальном социальном капитале, не проявляющимся в реальной жизни. Как говорил Жванецкий: «Родину защитят, а человека на улице — нет». Вот и в докладе что-то в этом духе: не очень ясно, существует действительно социальный капитал?»

Когда после выступлений оппонентов на семинаре Е.Ясин предложил аудитории задавать вопросы, желающих участвовать в дискуссии оказалось довольно много. Заданы были, в частности, такие вопросы. «Как понять разницу между фактором и тем, что вы относите к закрытому и открытому капиталу? Вот, скажем, клан Дерипаски — это открытый или закрытый капитал? А независимые профсоюзы? А КПСС, достаточно крупная и массовая организация — это был пример закрытого или открытого капитала?» «А события, происходящие сейчас на Ближнем Востоке и в Северной Африке, — это пример наличия в тех странах открытого или закрытого социального капитала? Ведь выступления носят массовый характер, наверняка это выступления единомышленников?» «Создается впечатление, что в представленном анализе наличествует очень серьезная проблема эндогенности. Предположим, что есть общий фактор, влияющий на то, как респондент реагирует на вопрос о социальном капитале и на вопрос, как он оценивает уровень государственного управления. В скобках — пессимизм, потому что мы часто встречаем людей, которые никому не доверяют и необъективно подходят к оценке эффективности всего, что происходит вокруг них. И в этом видится существенная проблема, на которую следует как-то отреагировать, не так ли?»

 «Я хочу еще раз подчеркнуть, что социальный капитал — это метафора и очень широкое понятие, — сказал, отвечая на эти и другие вопросы, Л.Полищук. — Когда мы переходим от данного широкого понятия к каким-то конкретным факторам, являющимся результатом эмпирического анализа, я бы не сказал, что в таком случае происходит подмена понятий — происходит определенное упрощение ситуации. Наша задача состоит в том, чтобы, располагая имеющимися данными, попытаться понять, есть ли связь между положением дел в городах, между эффективностью властей и особенностями общества. И для того, чтобы такую связь обнаружить, мы и выполняем факторный анализ, агрегируем данные, а агрегаты, естественно, интерпретируются в терминах открытого и закрытого социального капитала. Я считаю, что для подобной интерпретации имеются основания и что таким образом мы обнаруживаем интересующую нас связь».

Леонид Полищук согласился с тем, что исследователи были ограничены одним источником и что требуются внешние подтверждения устойчивости полученных данных; поиск таких подтверждений ведется, подчеркнул он, работа не завершена. «Безусловно, для нас очень важно искать легитимные подтверждения гражданской активности, в том числе и политической, электоральной, гражданских протестных настроений и прочего, — добавил Леонид Полищук. — Я просто хотел бы сказать, что здесь не следует ожидать прямой связи. С другой стороны, наблюдая за происходящим в России, мы не видим, за небольшими исключениями, крупных проявлений гражданской активности людей. Из этого, казалось бы, можно было сделать вывод, что социальный капитал в России отсутствует, что он мертв. На самом же деле, как мы видим, дело обстоит немножко по-другому, и этому, быть может, не стоит удивляться, потому что другие исследования такого рода, в частности исследования гражданской культуры, указывают на большую разницу между готовностью людей к участию в политических акциях и их фактическим участием в них».

Поиск более объективных индикаторов социального капитала, таким образом, продолжится, и одним из практических результатов семинара можно считать договоренность Л.Полищука и Н.Петрова о совместной научной работе в этом направлении.

«Что же касается происходящего на Ближнем Востоке и в Северной Африке, — сказал Полищук, — безусловно, такого рода массовые движения людей — это признак наличия в обществе определенного социального капитала и готовности совместно выступить в защиту своих интересов. Другое дело, что эта готовность длительное время находилась в латентной форме и реализовалась только при определенных обстоятельствах. В этом смысле, кстати говоря, революции в Северной Африке не очень сильно отличаются, по крайней мере качественно, от того, что происходило в Восточной Европе в конце 1980-х годов. Скажем, в бывшей Чехословакии тоже царила тишь да гладь (хотя и не совсем — божья благодать), и внезапно, казалось бы, ниоткуда, на улицы вышли сотни тысяч людей».

По поводу проблемы эндогенности, о которой задавали вопросы участники семинара из зала, Л.Полищук отметил: «Мы с коллегами понимаем, что проблема существует, и для ее решения нам нужны исследования корней социального капитала. Откуда берется социальный капитал? Какие у него источники? По сути дела, мы хотим найти то, что в литературе называется инструментами, объективными характеристиками истории, экономики, географии, которые мы могли бы уверенно связать с социальным капиталом. Обнаружив такого рода инструменты, мы могли бы с большей уверенностью говорить о том, что установленная нами связь между оценками респондентов, положением дел в обществе, качеством управления и состоянием дел в экономике и обществе является объективной, и таким образом проблема эндогенности отчасти была бы решена».

Итоги заседания подвел по традиции научный руководитель ВШЭ Евгений Ясин. «Мне кажется, — сказал, в частности, он, — что исследования того типа, которое мы сегодня обсуждали, являют собой, в числе прочих исследований, определенное рубежное явление в гуманитарных науках. С моей точки зрения, мы подступаемся к научному исследованию целого пласта явлений, о которых мы мало что знаем. Вернее, мы что-то знаем, но на уровне метафизики или космологии, то есть неких философских рассуждений, лишенных «сопровождения» в виде каких-то доказательств. Мы подступаемся к новой области, где точные исследования и оценки будут получать все большее и большее обоснование. Мы делаем первые шаги, причем эти шаги делаются в разных научных дисциплинах, и уже надо думать об их интеграции».

Николай Вуколов, Новостная служба портала ВШЭ