Массовых увольнений не будет. Реформ, видимо, тоже

30 сентября в Вышке прошел очередной научный семинар под руководством научного руководителя ГУ-ВШЭ Евгения Ясина «Экономическая политика в условиях переходного периода». Темой дискуссии стало будущее российской модели рынка труда. Добавлена видеозапись.

С основным докладом выступил заместитель директора Центра трудовых исследований (ЦеТИ) ГУ-ВШЭ Ростислав Капелюшников. Предваряя свое выступление, он отметил, что, опубликовав эту работу, пошел на определенный риск:

— Во-первых, мне приходится обсуждать цифры, относящиеся к первым месяцам кризиса — а кому охота копаться в этом «старье», когда все интересуются тем, что будет завтра? Другой риск заключался в том, что в условиях неопределенности, свойственной кризисному периоду, очень легко попасть пальцем в небо, и не один раз. В такой ситуации трудно удержаться от приблизительных, гипотетических высказываний.

Покончив с самокритикой, Ростислав Капелюшников приступил к изложению сравнительных данных, которые, по его мнению, свидетельствуют о том, что катастрофические прогнозы, касающиеся уровня безработицы, не сбудутся, а сколько-нибудь существенной трансформации отечественной модели рынка труда в связи с нынешним экономическим кризисом не произойдет.

Под моделью труда в данном случае понимается совокупность взаимоотношений участников рынка труда и их реакций на различного рода «шоковые» ситуации. Основная специфика российской модели как в переходный период 1990-х годов, так и в период роста экономики и стабилизации 2000-х годов состояла в очень слабой связи между динамикой производства и динамикой занятости. Так, если ВВП России в начале 1990-х годов сократился на 40%, то уровень занятости снизился лишь на 15%. С началом экономического роста ВВП увеличился на 80%, а занятость — лишь на 7–8%.

При достаточно стабильном и высоком уровне занятости естественно было ожидать, что и безработица будет небольшой: лишь на короткое время в 1990-х годах она превышала 10%, а к середине 2008 года снизилась до 5–6%. Эти цифры относятся к общей, то есть реальной безработице, а регистрируемая безработица и вовсе была «феноменально низкой». Однако динамика общей и регистрируемой безработицы не совпадала. По мнению Ростислава Капелюшникова, это объясняется тем обстоятельством, что регистрируемая безработица — «рукотворный феномен». Ее динамика зависит не только и не столько от состояния рынка труда, сколько от финансовых возможностей государственной службы занятости, а зачастую и от административных возможностей чиновников, которые самостоятельно определяют, кого считать, а кого не считать безработным. А недавний рост регистрируемой безработицы объясняется скорее увеличением размеров пособий по безработице, чем катаклизмами на рынке труда.

Все прошедшие годы поддерживать относительно высокую занятость и относительно низкую безработицу удавалось благодаря двум основным механизмам. Первым из них является гибкое рабочее время, достигающееся как переводом работников на неполную рабочую неделю, так и отправкой их в принудительные отпуска. Например, каждый четвертый работник в обрабатывающей промышленности находился или находится на условиях неполной занятости.

Вторым механизмом, и более важным, была гибкая цена труда, которая обеспечивалась инфляционным увеличением заработков в периоды быстрого роста цен и манипулированием переменной частью заработной платы — очень значительной в российских условиях. Так, доля премий в общем размере выплат с 1998 по 2007 год выросла с 25% до 35%.

Другими решениями были банальные задержки по выплатам заработной платы или манипуляция с зарплатой, выплачиваемой в обход легальных схем, «в конвертах». Таким образом, работодатели могли укорачивать и удлинять рабочую неделю, сокращать и увеличивать размер выплаты и при этом не прибегать ни к увольнениям, ни к расширению штата сотрудников. Разумеется, подобные механизмы могли существовать только в условиях деформализованных трудовых соглашений.

Одним из следствий такой модели рынка труда стал низкий уровень социальной конфликтности. Между тем, напомнил Ростислав Капелюшников, многие эксперты полагали, что нынешний обвал производства вызовет столь же резкий рост безработицы, и прежняя модель рынка труда перестанет работать, что может привести к серьезным социальным потрясениям.

— Вполне возможно, такие ожидания справедливы, но очень трудно согласиться с тем, что эти предположения преподносятся как само собой разумеющиеся, с которыми и спорить даже нельзя, — продолжил Ростислав Исаакович. — Я в своей работе предлагаю два теста, по которым можно определить, сбываются ли эти прогнозы.

Экономический тест Капелюшникова состоит в следующем: если эластичность занятости по уровню производства в ближайшей перспективе останется низкой, значит, старая модель рынка труда по-прежнему работает. Если же коэффициент эластичности вырастет до 1 или даже выше, можно будет говорить о разрушении прежней модели. Социальный тест заключается в том, приведут ли возможные потрясения на рынке труда к социальным волнениям. Впрочем, из-за ограниченности по времени докладчик сосредоточился на экономической стороне вопроса.

Для начала было предложено сопоставить различные прогнозы развития кризиса. Правительство ожидало спад ВВП на уровне 2-2,5% и рост безработицы до 7,5%. В то же время многие эксперты предсказывали падение ВВП в 5% и увеличение безработицы до 15%. Вердикт Ростислава Капелюшникова относительно «экспертных» оценок был жестким:

— Те, кто делал такие прогнозы, сознательно или бессознательно предполагали, что коэффициент эластичности занятости по выпуску будет равен 3. Это нечто в принципе невообразимое. Такого в природе не бывает!

В самом деле, трудно поверить, что, пусть и в условиях кризиса, эластичность занятости вырастет почти в десять раз. Для столь значительного роста безработицы понадобится куда более глубокий спад, чем предсказанные 5%.

Численность занятых в настоящий момент находится примерно на уровне 2007 года, а общая безработица — на уровне 2005 года. Но ни два, ни четыре года назад, напомнил Ростислав Капелюшников, эти цифры паники ни у кого не вызывали. Тем более странно, что это происходит сейчас, когда даже количество открытых вакансий сопоставимо с уровнем двухлетней давности.

Все представленные данные позволяют, по мнению Р. Капелюшникова, говорить, что за год кризиса российская модель рынка труда существенно не изменилась. Хотя определенные сдвиги за последние 15 лет все же произошли. Снизилась доля корпоративного сектора, что может быть благоприятным явлением, ведь неформальный сектор на рынке труда куда меньше подвержен государственному вмешательству и ограничениям по кадровой политике (в условиях кризиса государство этой ролью явно злоупотребляет). В управление приходит все больше менеджеров нового поколения, которые более решительно избавляются от «балласта» в виде избыточной и неэффективной рабочей силы. А вот возможности перехода рабочей силы из одной отрасли в другую, в отличие от 1990-х годов, сейчас практически нет.

Ирина Денисова не стала опровергать тезисы, изложенные Ростиславом Капелюшниковым, но предложила подумать над тем, хорошо ли, что прежняя модель рынка труда устояла и в нынешний кризисный период. Ведь кризис — это возможность очищения экономики, вымывания неэффективных предприятий, которые, в том числе, не обеспечивают своих работников достойной заработной платой. А существующая модель препятствует этой санации рынка труда.

Больше внимания необходимо уделить развитию страховых схем, которые бы равномерно распределяли нагрузку по выплатам между работниками и работодателями.

Ирина Денисова

— Нынешний кризис — первый «нормальный» кризис, в котором оказалась российская экономика, мы в этой лодке не одни, — сказала Ирина Денисова. — Нужно обращаться к опыту развитых стран. А во многих из них пособия по безработице выплачиваются и тем, кто переведен на неполную рабочую неделю.

По словам исполнительного вице-президента РСПП Федора Прокопова, нынешние менеджеры реагируют на кризис более смело, чем это было в 1990-х годах, но это вовсе не означает, что рынок труда захлестнет волна массовых увольнений. Избежать этого можно двумя путями: сокращением найма и переходом на стратегию «минус 1 плюс 1», когда каждый новый человек приходит на место, освободившееся после увольнения прежнего работника.

Хотя Федор Прокопов признал, что силовое давление на работников, выражавшееся в добровольно-принудительном расторжении контракта или уходе в неоплачиваемый отпуск, осуществлялось, но оно было мягким и вынужденным. В то же время нужно понимать, что модель корпоративного рынка труда не может быть применена для анализа ситуации с занятостью в бюджетных организациях и в неформальном секторе, в которых и трудится большинство населения.

— Модель, предложенная Ростиславом Исааковичем, — это то, чем может гордиться социально-экономическая наука, — сказал, в свою очередь, заведующий сектором исследования личности Института социологии РАН Владимир Магун. — Это не набор лозунгов для митинга, статьи или радиопередачи, а настоящее исследование. Жаль только, что те, кто сейчас принимает решения, не интересуются такими исследованиями.

Впрочем, это легко объяснимо, считает Владимир Магун: под предлогом борьбы с безработицей легко «осваивать» немалые бюджетные средства. Между тем, несмотря на то, что поводов для паники пока что нет, в российском обществе регистрируется очень высокий страх перед безработицей, который охватывает не только малообеспеченные слои населения, но даже элиту. И апокалипсические прогнозы лишь добавляют масла в огонь.

А вот президент Центра стратегических разработок (ЦСР) Михаил Дмитриев хоть и согласился с основными положениями представленного доклада, не исключил, что в ближайшие месяцы грядет новая волна увольнений. Дело в том, что выручка практически во всех отраслях промышленности и финансового сектора падала гораздо быстрее, чем снижались издержки на заработную плату. В такой ситуации долго поддерживать высокий уровень занятости невозможно.

Кризис, наложившись на изменение демографической ситуации, приведет, по мнению Михаила Дмитриева, к одному интересному эффекту. В структуре трудоспособного населения продолжит расти доля пенсионеров (самую значительную долю возрастные работники составляют в моногородах, из которых уезжает молодежь). Достижение такими работниками пенсионного возраста облегчит процесс устранения избыточной рабочей силы. Но эти увольнения не приведут к социальной дестабилизации, так как в условиях кризиса в силу политических решений пенсии росли непропорционально заработной плате, и к 2010 году коэффициент замещения увеличится с 28% до 36–38%.

Остановился глава ЦСР и на действиях властей, оказывающих влияние на рынок труда. По его словам, широкая практика отправки работников в добровольные неоплачиваемые отпуска — это «заслуга» налогового законодательства и налоговых служб.

— Налоговое законодательство сейчас требует авансовые выплаты налогов на фонд оплаты труда независимо от того, выплачена ли по факту заработная плата работникам. Налоговые службы очень жестко реагируют на малейшую задержку таких налоговых платежей, и нередки случаи, когда они прослеживают счета контрагентов и изымают перечисления выручки по поставкам продукции. Поэтому у работодателей появляется в переговорах с работниками весомый аргумент в пользу неоплачиваемых отпусков: выручка в таком случае остается на предприятии, и оно может осуществлять неформальные выплаты своим сотрудникам, — рассказал Михаил Дмитриев.

— Печально, что государство бьет по рукам руководителей тех предприятий, которые пытаются вести самостоятельную политику в области найма и увольнения персонала и изменения фонда заработной платы, — согласился Ростислав Капелюшников. — С моей точки зрения, государство в условиях кризиса пытается установить «полицейский режим» вообще по всему кругу деятельности предприятия. И если кризис продлится, вовсе не исключено, что парализующий эффект этих действий будет таков, что безработица начнет расти уже из-за массового закрытия предприятий.

По мнению Ростислава Капелюшникова, подобный «полицейский режим» — это оборотная сторона той формализации трудовых отношений, которая произошла в 2000-х годах.

Резюмируя свое выступление, он отметил, что он ни в коем случае не идеализирует сложившуюся модель рынка труда, которая обеспечивает низкие социальные, но очень высокие экономические издержки.

— Но если выбирать между моделями рынка труда «а-ля неоклассика» и «а-ля Кейнс», я выбираю первую. И мне кажется, что российская модель все-таки ближе к неоклассической, — сказал замдиректора ЦеТИ.

В то же время предложенный Ириной Денисовой переход на схему страхования безработицы, существующую в США, представляется ему труднореализуемым. Американская система едва ли может быть сымитирована в российских условиях.

Евгений Ясин

— Ну почему же, как раз сымитирована она может быть, — иронично заметил научный руководитель ГУ-ВШЭ Евгений Ясин. — Ростислав Исаакович — единственный человек, с которым я боюсь спорить, но из его доклада я вижу, что модернизация и реструктуризация экономики у нас не идет. Я не согласен, что у нас «нормальный», циклический кризис. Нет, у нас еще тот — советский — кризис, и мы, к сожалению, не как все. И чем дольше мы будем находиться на ручном управлении, тем хуже будет для страны.

Как считает Евгений Ясин, естественные механизмы, которые должны работать во время кризиса и очищать экономику, останавливаются, а на многие предприятия посылаются прокурорские проверки с целью предупредить увольнения или задержку заработанной платы, даже если ни того, ни другого на предприятии не происходит. «Я не знаю, кейнсианский или неоклассический это подход», — признался Ясин.

— Настало время считаться с законами, и не только с одним Трудовым кодексом. И необходимо возобновить реформы. Я понимаю, что нет ни одной социальной силы, которой хотелось бы этого. Но для того и избирается Дума и назначается правительство, чтобы думать о будущем страны, а не доводить ее до таких кризисов, из которых невозможно выбраться, иначе как оставшись без штанов, — заключил Евгений Ясин.

Олег Серегин, Новостная служба портала ГУ-ВШЭ
Фото Ивана Морякова

Видеозапись семинара «Конец российской модели рынка труда?». Докладчик — Ростислав Капелюшников